Рамон Ланга разменял пятый десяток, исходил все европейские моря, дрался против турков, англичан и фламандцев. Против собратьев-католиков тоже, случалось выходить в бой. Но ничего не поделать, жизнь полна превратностей и удивительных разворотов. И притом Ланга сохранил руки, ноги, оба глаза и почти все зубы, что свидетельствовало о большом уме и еще большей удаче. Однако такой бури и он не припомнил.
Дело шло к ночи, однако далекие молнии сшивали небо и море, освещая все вокруг мертвенно-белым светом. Вода казалась угольно-черной, она отражала свет лучше самого расчудесного венецианского зеркала на серебряной амальгаме. Ветер ярился миллионноруким зверем, рвал на части бегущие облака. Морская пена сбивалась в белесые комья, рассеивалась в холодном воздухе. Казалось, сами всадники апокалипсиса обратились страшной бурей и теперь мчатся над водой, неся погибель всему сущему, сверкая молниями клинков, гремя невидимыми копытами, кованными не иначе как в адской кузне.
Но при этом безумии саму воду как будто со всем усердием приглаживали, утрамбовывали, осаживая быстрые волны. Словно великан готовил поле для итальянской игры в кожаный мяч "кальчо". Или к невиданной схватке, которой ничто не должно помешать... И если влаги не хватало на море, то в воздухе ее имелось с избытком. С неба шел дождь, а снизу жутко воющий ветер хватал соленые капли, разбрасывая во все стороны темными брызгами. Даже если бы команда "Небесного ангела" и рассчитывала на пушки и ружья - сейчас от них все равно не имелось никакого толка. Промокло все, до последней щепочки, доски и нитки.
Ланга отер лицо рукавом, поправил тяжелый, напитанный водой платок, повязанный вокруг седой головы. Крепче взялся за руль.
- Что, хорош ветерок? - спросил ехидный наемник по имени Мирослав, ухмыляясь гнусной ухмылкой сквозь седоватые усы.
- Слабоват! - отозвался Рамон, перекрикивая очередной замогильный стон ветра. - Еще бы наддать! Или слабо?
Мирослав одобрительно цыкнул зубом и качнул головой, признавая суровость капитана.
На самом деле Рамону было до чертиков страшно. Он согласился принять командование флейтом по весьма прозаическим причинам. Иначе его ждала неминуемая смерть, а за капитанство обещали щедро заплатить (с ходу отсыпав аванс золотом) и вообще это богоугодное дело - постоять за истинную веру против происков дьявольской силы. Однако, судя по тому, что сейчас творилось вдали от берега, денежки легко могут пойти на дно вместе с хозяином. А насчет происков...
Сначала Рамон не понимал, на что рассчитывают наниматели, выйдя в море, которого они раньше явно не видели и не понимали. Да еще с командой из пяти человек, включая капитана. Затем догадался - когда седоусый "Мирослав" достал из-за пазухи какую-то веточку с привядшими листьями, сломал и пошептал над обломками. Что это было - никто не понял, зато ветер сущим зверем ударил в паруса "Ангела" и с той самой минуты более не ослабевал. Кругом бесновалась стихия, ураган плющил море, словно виноградный пресс, однако флейт оказался не властен буре. Лишь штурвалу, за которым стоял бледный от страха капитан.
Впрочем, корпус уже немолодого судна скрипел и трещал, грозя развалиться на каждом повороте. А как напор колдовского ветра еще не снес мачты - знал видимо один лишь Николай Чудотворец, покровитель моряков. Сколь бы могучей не была колдовская сила, высвобожденная чернокнижником, прочности корабельному набору "Ангела" она не добавляла. Рамон стиснул зубы и приосанился, готовясь достойно встретить неминуемую смерть. Что ж, не худший конец для идальго - в море, средь соли и ветра, верных спутников моряка. А не в тюрьме, от вонючей удавки или ржавого топора. Только вот как бы чернокнижника еще за борт отправить... негоже доброму католику идти на дно в такой компании.
- Давай направо! - прокричал колдун, и немец, который был среди солдат старшим, кивнул, подтверждая указание.
Ланга осторожно проворачивал тяжко идущий штурвал, стараясь не порвать канаты, передающие натяжение к рулевому перу. И молился, предчувствуя, что самое интересное впереди. Так и случилось.
- Левый борт?! - проорал капитан Швальбе, придерживая шляпу, похожую от общей мокрости на медузу.
- Готов! - отозвался здоровенный чернокожий мавр, махнув ручищей, которой только гвозди выдергивать.
- Правый?!
- Готов! - завопил наемник с побитой рукой в перчатке, судя по акценту - откуда-то с востока. Рамону хотелось верить, что из Польши. Чтобы хоть еще один католик имелся на его корабле...
- Корма?!
- Есть корма! - здоровенный немец с длиннющим мечом за спиной говорил вроде и негромко, без надрыва, но слышали его, должно быть даже русалки глубоко под килем. Собственно разместился он не на корме, а ближе к мачте, но видимо командиру было виднее.
Гюнтер выдохнул. Ему было до смерти страшно и хотелось метнуть в дикое море всю провизию, что оказалась в желудке, начиная со вчерашнего ужина. Но Швальбе превозмог. Он сорвал опостылевшую шляпу и швырнул в волны, затем пригладил мокрые волосы и заорал:
- Мир, начинай!
Ланга понял, что просто так ему на дно не уйти и, поддавшись общей вакханалии вопля, так же закричал во всю мочь "Отче наш" на родном языке:
- Padre nuestro que estás en los cielos,
Santificado sea tu Nombre,
Venga a nosotros tu reino,
Hágase tu voluntad así como es en el cielo, en la tierra!
Мирослав открыл сундучок, который реквизировал в особняке Ван Дейков, набив нужными ингредиентами. Палуба под ногами ходила ходуном, ветер раскачивал флейт, словно игрушку. Закусив губу, ведьмак установил на доски странную штуковину, похожую на маленькую виселицу где-то по пояс обычному человеку. Повесил на перекладине тройную связку серебряных колокольчиков, крохотных, не больше грецкого ореха. Закрыл глаза и сжал левую руку в кулак. Порывы ветра и удары волн не могли заглушить слов дьявольского заклинания.
- Цар Морской, чорт пидводный, и проклятого чорта сын и брат, самого Люцыпера секретар обдристанный! Який же ты ты в биса Цар, когда сракою и камбалу не доплющишь?! Чорт ты, а не цар! И высрана твоя морда, кою чайки обхезали жыденько! Hе будешь ты, сукин сын, люд християнськый пид собой маты, твойого вийска диавольского мы не боимося, землею й водою будем бытыся з тобою, вражына ты розпроклятий, сыну, хай тоби грець, да лысого дидька тоби у сраку!
Ланга уже навидался за сегодня разных ужасов и непонятностей. Поэтому лишь крепче сжал штурвал, когда чернокнижник пошептал словеса непонятные, совсем не христианские, и, судя по тону, весьма ругательные, после чего колокольцы, до того брякавшие от качки, как им и положено, неожиданно зазвенели тонкими певучими голосами на один лад. Вроде и не громко, но их перезвон пронизывал шум стихии, плеск волн и перекрикивания матросов флейта. Не бывает таких звуков и вещей, человеком сделанных… Не бывает и все.
- Эй, дружище, ты веришь в меньшее зло? - спросил над ухом немец Швальбе.
- Нет, - стуча зубами, отозвался Рамон, делая вид (прежде всего перед самим собой), что это не со страху, а от холода. - Пред Господом нашим нет зла ни большого, ни малого, есть лишь добро и зло. А прочее - от Лукавого!
- И то верно, - сверкнул улыбкой Швальбе. - Вот сейчас мы настоящее Зло и увидим!
Здоровенный меченосец обнажил клинок и с размаху вогнал острие в мокрую палубу, словно молитвенный крест.
- Помолимся, братья! - возопил он, опустившись на одно колено, руки, по-прежнему, держа на могучем перекрестье. - Дабы сила Господня укрепила наши сердца и руки! Аминь!
- Ага, рвать arsch всяким злыдням лучше с Божьей помощью, - пробормотал Швальбе. - Рука крепче. Эй, банда, готовимся к делу! Все помолились? Время есть еще! Может, кто успеет даже в штаны навалить заранее!
- Не богохульствуй! - потребовал Рамон по праву капитана, что на корабле сразу после Бога. Швальбе хотел было ответить едким словцом, но Мирослав опередил, скомандовав:
- Правее, еще правее!
Испанцу не нужно было видеть далекий берег, скрытый во мгле, чтобы знать - теперь "Ангел" шел вдоль него, правым бортом к земле.
- Абрам! - крикнул Швальбе. - Оно точно сработает!?
Мавр посмотрел на тщательно просмоленные бочонки, что громоздились в ряд у обоих бортов и несколько штук - самых больших - на корме. От одного взгляда на деревянные емкости, опутанные канатами и сетями, Лангу охватывала нервная дрожь. Сотни фунтов порохового зелья на палубе. Одна искра - и даже рыбам на поживу ничего не достанется, все разметает. И бочонки те непростые - в каждом с торца просверлено отверстие и прилажена хитрая конструкция из аптекарских пузырьков, а внутри что-то металлическое поблескивает, будто колесцовый замок, но куда мудренее. Все заклеено и засмолено, но выглядит подозрительно и до жути ненадежно.
Абрафо выпрямился и ответил, скаля невероятно белые зубы в страшной и веселой улыбке:
- А поздно уже проверять! Или сработает или нет! Одно из двух!
Мирослав приподнялся едва ли не на цыпочки, балансируя на скользкой и шаткой палубе. Колдун всматривался вдаль, щурясь и болезненно морщась. Колокольчики зазвенели на совсем уж высокой ноте, пронзительной до боли в ушах. И перестали. Вся конструкция обвалилась, рассыпавшись едва ли не по щепочке. Колокольцы потемнели, словно обратились в грошовую медь и состарились лет на полсотни в один миг. Они беззвучно катались по дереву, онемев навсегда.
- Вот они, - прошептал ведьмак, поднимая руку. Но его услышали. А кто не услышал, тот проследил взглядом за указующим перстом.
"Ангел" скрипел и трещал под напором лютого ветра, выл сам воздух вокруг флейта. И вдруг, словно все разом затихло. На самом деле, конечно, не затихло, а просто потонуло в совершенно новом звуке, который из живых смертных мало кто слышал.
Тихое гудение - вибрирующее, на грани слышимого, но такое, что корни зубов начинают ныть, и сталь клинка мелко дрожит в ножнах. Как будто само море восплакало в неутолимой скорби.
- Это оно, - дрожащими и белыми от ужаса губами прошептал один из моряков, рыжий боцман Петер Рюндемар. Он вышел в море на тех же условиях, что и испанский капитан, выбирая между щедрой наградой и дамокловым мечом правосудия. Йожин-то, ничего не имел против боцмана, в команду следовало хоть кого-то набрать из “морского” люда.
- Это точно оно...
- Jesús y todos sus ángeles... - выдохнул Рамон, глядя, как прямо по курсу вырастает пятнышко, стремительно увеличиваясь, обретая форму галеона с необычно низкой осадкой и двумя короткими мачтами.
Вражеский корабль шел прямо на флейт с невероятной скоростью разрезая низкие обсидиановые волны. Как прикинул Рамон, узлов семь-восемь, а то и все девять. И на его мачтах не было ни одного паруса. Ни единого.
_______________________________________
Ну и просто для души :-))