Чудовище из бездны
- Здоров! - жизнерадостно приветствовал мавра ведьмак.
- И тебе не хворать, - отозвался Абрафо с легонькой заминкой на слове "не".
Оружейник не то, чтобы избегал или боялся колдуна, скорее немного сторонился. Как обычно и держатся в стороне от человека, который знает неприятную и печальную тайну.
- Дело есть, - не смутился Мирослав, показывая длинный сверток из рогожи.
- Давай сюда свое дело, - сказал Абрафо, вытирая руки о кожаный фартук, покрытый масляными пятнами и пропалинами от искр. - Стрелялу принес?
- Нет, рубилу, - ответил следопыт, разворачивая рогожку слой за слоем.
Оружейник скорчил физиономию - он неплохо умел работать с "белым" оружием, но как мастер современный, искусный и прогрессивный, предпочитал огнестрел.
- Во! - Мирослав наконец-то распутал загадочный предмет и явил его пред кузнечным огнем.
Мавр снова вытер руки - для верности - и принял длинный изогнутый клинок, сощурившись с видом знатока. В эту минуту он до невозможного походил на упитанного еврейского ювелира, только налобной лупы не хватало.
- Карабела, - наконец констатировал Абрафо. - Сабля в типично польском стиле, но ... - Мавр прищурился. - Клинок немецкий. Решил сменить оружие?
- Да, моя баторовка уже малость поисточилась, - ответил Мирослав. - Да и тяжеловата стала, честно говоря. Пора на стену вешать, чтобы детишкам было с чем играться. Ну или на что покороче пустить.
Абрафо щелкнул ногтем по стали, проверил на изгиб, пару раз махнул клинком.
- Хороша! А вот рукоять так себе, дешевка, - вынес вердикт оружейник. - И чего ты хотел?
- Заменить рукоять, - начал деловито загибать пальцы Мирослав. - Новый эфес и наточить, как ты умеешь.
- Ну то есть оставляем один клинок, верно? - Абрафо снова поднял карабелу и осмотрел ее уже как будущий материал для работы.
- Да.
- Точить "в линзу"?
- Все равно, мне ей не бриться, а доспех только валашский дурень рубить станет.
- Тогда "на клин", целее будет. Эфес какой?
- Скоба замкнутая полностью, палюх пошире, чтобы не только палец прикрывал, боковой ус и ... пожалуй, бугель.
- В общем, с защитой на всю кисть, - подытожил мавр. - Палюх под правую руку?
- Я тебе что, левша? - ехидно вопросил Мирослав.
- А то я за всеми вашими руками слежу, - парировал Абрафо. - Чай не содомит, чтобы подсматривать, кто за что хватается.
- А кто тебя знает, - вернул занозу ведьмак. - Ты в Туречине прокантовался долго, мог и нахватался всяческих привычек.
Абрафо лишь хмыкнул, не найдя, чтобы такого ответить.
- Приходи завтра с утра, - сказал мавр, еще раз махнув саблей на пробу. - Примерим, тебе по руке, что получилось, а потом я все вконец закреплю. И старую свою баторовку, тоже приноси, я клинок обрежу и тесак сделаю. А то у тебя и кинжал стал как сосулька весенняя.
- Хорошо, принесу. Да не к спеху, - махнул рукой ведьмак. - Дня три еще точно есть. А по ночам спать надо.
- Завтра утром, - повторил мавр. - Я теперь мало сплю.
Мирослав помолчал. Абрафо, давая понять, что разговор закончен, повернулся к верстаку, начал оборачивать клинок тряпками, чтобы зажать в тисках без ущерба металлу.
- Как стрелка? - негромко спросил ему в спину ведьмак. Без нажима или укора, просто спросил с обычным человеческим участием.
- Дошла до вест-тень-норд , - не оборачиваясь, глухо сказал мавр. Помолчал и добавил. - Я помню уговор.
- Хорошо, - вздохнул Мирослав и вышел из оружейной кузни, потому что уточнять здесь было нечего. Звонко застучал молоток - мавр принялся за работу.
Швальбе снилась всякая дрянь. Многолапые египетские пауки-людоеды, гоняющиеся за христианскими младенцами, чтобы выпить из них всю иудейскую кровь. Бремссон, восставший из могилы и ругающийся на скудоумных последователей. Упырь-носферат в университетской аудитории, полной серьезных и внемлющих нахцереров. Летающие над багровой пустыней кости - не скелеты, а именно кости, вразброд. Под конец явился сам Аристид Торкья и прочел назидательную лекцию о благодати целования люциферовой asinus. Как это бывает во сне, Гюнтер не мог проснуться и выслушал все до последнего слова, хотя конечно ничего толком и не запомнил.
Последним, что нашептала ему в ухо тень Морфея, стало многократное повторение странных слов, как будто где-то далеко-далеко мрачный хор торжественно читал:
"Черная Смерть, Черная Тень, Смертная Тень... Черная Смерть, Безысходная Тень..."
И снова раз за разом - "Черная Смерть, Черная Смерть...".
Наконец капитан окончательно проснулся и сел на постели, растягивая ворот ночной рубахи, словно пытаясь ослабить удавку. Несмотря на то, что осень выдалась холодной и ранней, с капитана градом тек пот.
- И приснится же всякая хрень... - пробормотал Гюнтер, оглядываясь, как будто призраки сна все еще витали вокруг и кто-то мог их увидеть.
Капитан откинул одеяло, свесил ноги и нащупал деревянные сандалии. Стуча и гремя, прошел в полутьме к столу, проверил единственную горящую свечу, налил полстакана вина. Продумал, долил доверху, не забыв потом спрятать бутылку. В Дечине терпели присутствие наемников, однако не стоило забывать, что крепость была еще и монастырем. Некоторые вещи здесь не одобрялись, а за демонстративное потребление огненной воды отец Лукас мог и епитимью наложить. Впрочем, бог с ней, с епитимьей, но таковая неизменно сопровождалась удержанием из жалования, а вот это было уже серьезно.
На втором глотке в дверь тихонько постучали. Одной рукой Гюнтер поставил стакан на стол, другой прикрыл сосуд новенькой шляпой. Правым глазом оценил расстояние до шпаги в ножнах, левым - до сапог в углу комнатки.
Снова стук. Точнее скребуршание, как будто кто-то тихонько скреб добротные доски ногтями. Гюнтер вздохнул и пошел открывать, забыв о шпаге и сапогах. Как он и ожидал, за дверью обнаружилась Кристина. Тоже в одной рубашке, с подсвечником и кинжалом. Вид у мушкетерши был растрепанный и потерянный.
- Заходи, - кивнул Гюнтер.
Кристина босиком прошлепала в комнату. Гюнтер тщательно запер за ней дверь, на всякий случай проверил ставни. Увидев однажды, что способен натворить всего один мюлинг , пролезший в незапертое ночное окно, Швальбе возлюбил прочные ставни с железной оковкой и замком. Как впрочем и все, кто оказался с капитаном в тот день.
Резкий громкий стук заставил его вздрогнуть и быстро развернуться. Кристина вбила в стол кинжал - тот самый, подарок Мартина. Одним ударом, на треть клинка, с такой силой, что шляпа слетела, и распятый Иисус кощунственно вознесся над винным стаканом.
- Что случилось? - немного расслабился Гюнтер.
Кристина повернулась к нему, не поднимая голову, глядя снизу-вверх сквозь короткие, спутанные волосы. При тусклом свете двух свечей, в белой рубашке до колен она была похожа на русалку. Не из красивых сказок для детей из богатых домов, а настоящую. Замогильную нежить, стоящую в первой пятерке прейскуранта для наемников Ордена.
- Я не могу заснуть, - прошептала она. - Опять...
Гюнтер молча указал ей на кровать. Не оглядываясь, допил вино, расшатал и вытянул стальное жало из стола, аккуратно положив на доски. Кинжал показался ледяным, как осколки сердца Морозного Щеголя. За спиной зашуршало тонкое шерстяное одеяло, тихонько скрипнула кроватная рама.
Кристина как обычно закрутилась в покрывало, словно кошель, завязанный в поясе. Гюнтеру одеяла не досталось, но капитан привычно накрылся плащом. Валькирия зажалась в угол, как будто пыталась просочиться в щель между кроватью и стеной. Тихонько задышала, согреваясь. Когда Швальбе улегся, она прижалась к его теплому боку, свернувшись, как одинокий потерянный котенок.
Они немного полежали в молчании. Гюнтер смотрел в низкий темный потолок, хранивший следы сажи от многих поколений здешних постояльцев. За дверью кто-то прошел, тихо бормоча под нос некую тарабарщину. Судя по тяжкой поступи, то был Вольфрам, который с истинно воинской дисциплиной участвовал во всех монашеских молитвах и бдениях. Мечник даже заслужил некоторую благосклонность отца Лукаса, одинаково желчному и сердитому для всех прочих дечинцев.
Монастырь-крепость погружался в сон. Лишь очень глухо, пробиваясь средь множество толстых стен, размеренно ударял молот. Чернокожему оружейнику не спалось, как по меньшей мере всю прошедшую неделю.
- Снова? - спросил, наконец, Швальбе, по-прежнему глядя вверх.
- Да, - тихонько отозвалась Кристина и всхлипнула. Увидь ее кто сейчас - никогда не признал бы в рыжей испуганной девчонке лучшего стрелка роты, человека, способного не изменившись в лице разделать ножом малефика, словно рыбу для жарки. Но смотреть было некому, кроме Швальбе, который хранил тайны напарника, как свои собственные.
Гюнтер вытянул из-под плаща правую руку и обнял ее, прижав к себе.
- Спи. Пока я рядом, с тобой ничего не случится, - повторил он старую присказку.
- Это мои слова, - улыбнулась сквозь слезы девушка.
- Когда-то и мне пора возвращать долги, - хмыкнул сквозь усы капитан. - Пятнадцать лет прошло, как-никак.
- Больше...
- Может и больше, - вздохнул Гюнтер. - Кто их считал, те военные годы.
Он не спрашивал, что ей снилось на этот раз. Она сказала сама.
- Нож... И человек в тени.
- Нож? - спросил Швальбе, поневоле скосив глаз в сторону мартиновского кинжала с распятием.
- Да. Мне каждую ночь снится нож. Не такой, другой. В руке человека из тени... Страшного черного человека. И если подождать достаточно долго, случится что-то ужасное... Он выйдет из тени и все будет совсем страшно.
Она прижалась еще теснее, обожгла горячим дыханием сквозь рубашку.
- С близким и родным... Что-то очень-очень плохое. Черный человек не знает жалости. Он холодный и бессердечный. Он как сама смерть.
Неужто все-таки Морозный Щеголь? - пронеслось в голове у Швальбе. Нет, невозможно, этот приходит только в самые лютые зимы, приманивая голодных детей. Осень, конечно, холодная, и дальше теплее точно не станет, однако до снегов еще далеко. Вспомнились бредовые сны и далекий хор, призывавший "черную смерть". Озноб подкрался уже к самому капитану, однако Швальбе не подал виду.
- Придет - сожжем, - попробовал пошутить Гюнтер. - А что сердца нет, так даже лучше. Значит можно стрелять сразу в голову.
Кристина только вздохнула, прижалась плотнее.
- Мне страшно, Гюнтер, - сказала она неожиданно спокойно. - Очень страшно. Что-то впереди. Что-то неизбежное.
"Подождем и посмотрим" - хотел было ответить капитан, но промолчал. Лишь крепче прижал к себе рыжеволосую хранительницу.
- Спи, - сказал он. - Я рядом. Я всегда рядом.
* * *
_______________________________________
Вест-тень-норд - следующий за "вестом" (то есть «западом») румб. Иными словами, стрелка сильно сдвинулась к северу.
Мюлинг - в скандинавском фольклоре младенец (как правило, некрещеный), убитый матерью или выброшенный умирать на мороз. Отголосок давних и суровых времен, когда от лишних ртов избавлялись самым радикальным образом.